Женские причёски второй половины 19 века Нашла в ЖЖ интересный пост на тему женских причёсок 19 века. Чтобы не лишать человека заслуженных почестей, ставлю ссылку на пост. Причёски тут
..но кто мог знать, что он - провод, пока не включили ток?
Мяу!! Я снова с вами, друзья)) У меня, оказывается, пропал дневник, и все руки не доходили его "починить" Но теперь я тут и буду сыпать записями)))))))
..но кто мог знать, что он - провод, пока не включили ток?
Если с больницей сейчас все получится нормально, то это будет хоть какой-то сдвиг. Дальше жить с этими болями невозможно, я уже и не живу, собственно((
..но кто мог знать, что он - провод, пока не включили ток?
Друзья мои! Советую посмотреть вам фильм "Прогулка по эшафоту". Там всего 3 актера, почти нет действия, - он сплошная аллегория на советское время. Фильм-притча. Никакие описания и рецензии не передают его смысла, поэтому просто советую посмотреть. Вот
..но кто мог знать, что он - провод, пока не включили ток?
У меня был творческий, ранимый, увлекающийся, хулиганистый, красивый отец; И была творческая, интересная внешне, безрассудная, с авантюрной жилкой мама.
..но кто мог знать, что он - провод, пока не включили ток?
x x x
Главным делом жизни вашей Может стать любой пустяк. Надо только твердо верить, Что важнее дела нет. И тогда не помешает Вам ни холод, ни жара, Задыхаясь от восторга, Заниматься чепухой.
..но кто мог знать, что он - провод, пока не включили ток?
Книга Павла Басинского «Лев Толстой: бегство из рая» рассказывает о знаменитом уходе графа Толстого и последовавшей затем его смерти, потрясшей весь мир. Однако эта книга не только о последних днях русского писателя. Это книга вообще о Толстом. Басинский пошел за свидетельствами, как бы наново открывая для себя (и для читателя) события. И многие события, которые человек считает понятными, давно объясненными, получают иное измерение. За сто лет биография Толстого довольно сильно обжита людьми и обросла придуманными, никогда не существовавшими смыслами. Отношения Толстого с религией тоже, кстати, довольно сильно выдуманы. Вот был знаменитый рассказ Куприна «Анафема», написанный в 1913 году. В нем происходит вот что: «Протодьякон подходил уже к концу, как к нему на кафедру взобрался псаломщик с краткой запиской читать дальшеот отца протоиерея: по распоряжению преосвященнейшего владыки анафемствовать болярина Льва Толстого». Главный герой, отец Олимпий, вдруг вспоминает, как он читал Толстого накануне и ужасается: «”Боже мой, кого это я проклинаю? — думал в ужасе дьякон. — Неужели его? Ведь я же всю ночь проплакал от радости, от умиления, от нежности”. Но, покорный тысячелетней привычке, он ронял ужасные, потрясающие слова проклятия, и они падали в толпу, точно удары огромного медного колокола… На один момент ему казалось, что он упадет в обморок. Но он справился. И, напрягая всю мощь своего громадного голоса, он начал торжественно: — Земной нашей радости, украшению и цвету жизни, воистину Христа соратнику и слуге, болярину Льву… Он замолчал на секунду. А в переполненной народом церкви в это время не раздавалось ни кашля, ни шепота, ни шарканья ног. Был тот ужасный момент тишины, когда многосотенная толпа молчит, подчиняясь одной воле, охваченная одним чувством. И вот глаза протодьякона наполнились слезами и сразу покраснели, и лицо его на момент сделалось столь прекрасным, как прекрасным может быть человеческое лицо в экстазе вдохновения. Он еще раз откашлянулся, попробовал мысленно переход в два полутона и вдруг, наполнив своим сверхъестественным голосом громадный собор, заревел: — …Многая ле-е-е-та-а-а-а. И вместо того чтобы по обряду анафемствования опустить свечу вниз, он высоко поднял ее вверх». Кажется, с этого рассказа вырос целый куст мифов об отлучении Толстого. Меж тем все это большая неправда, потому что никакого отлучения не было. Народное возмущение было (как, впрочем, и разрушительный восторг других) — и возмущение иногда довольно неумное: Толстому присылали веревку, чтобы он, дескать, удавился. Изготовлялись утюги, в которых раскаленные угли светились сквозь вырезанный силуэт графа — «Лев Толстой горит в аду»… Но никакой анафемы Толстому в храмах не читали. Другое дело, была констатация отпадения Толстого от Церкви, сделанная Синодом в 1901 году. «Определение» Святейшего синода от 20-22 февраля 1901 года № 557 имело фактически лишь регистрационный смысл, о чем писал сам Толстой в «Ответе Синоду»: «То, что я отрекся от Церкви, называющей себя Православной, это совершенно справедливо… Я действительно отрекся от Церкви, перестал исполнять ее обряды и написал в завещании своим близким, чтобы они, когда я буду умирать, не допускали ко мне церковных служителей и мертвое мое тело убрали бы поскорее, без всяких над ним заклинаний и молитв, как убирают всякую противную и ненужную вещь, чтобы она не мешала живым». И кроме этого, Толстой написал несколько других открытых писем, в которых объяснялся, но по существу с Синодом не спорил. «Определение» не испугало ни Толстого, ни его почитателей. На улицах в воздух чуть не взлетали чепчики, когда появлялся «отлученный». А потом пришел срок, и он бежал. Он бежал, бежал, а потом останавливался — в Оптиной пустыни и в Шамордине. «Ледяной дождь» — именно так называлась эта книга вначале, затем сменила название, хотя мне кажется, что это, первое, было очень верным. Это сильная метафора. Про погоду накануне смерти Толстого журналист Готвальд писал так: «Земля слегка подмерзла, а сверху тихо падают не то мелкие дождевые капли, не то что-то склизкое, отвратительно холодное… Я не могу себе представить ничего ужаснее этой ночи». И вот Басинский рассказывает, что не-встреча и не-разговор со священниками из Оптиной у Толстого была случайностью. Но случайности наслаивались друг на друга, сплетались, образуя нерушимую ткань вероятности и неизбежности. Но креста над его могилой нет. Однако всякий рассудительный человек, читая у Басинского про все эти обстоятельства, может испытать укол огорчения. Как несправедливо распорядилась жизнь, как жаль, что в силу цепочки случайностей не допустила симфонии в этой жизни. Этот укол, и эти сожаления — несправедливы. Переделать ничего нельзя, но читателям и потомкам можно извлечь урок не только из текстов, но и из жизненных обстоятельств.
220160_200Отношения Толстого с религией тоже, кстати, довольно сильно выдуманы. Вот был знаменитый рассказ Куприна «Анафема», написанный в 1913 году. В нем происходит вот что: «Протодьякон подходил уже к концу, как к нему на кафедру взобрался псаломщик с краткой запиской от отца протоиерея: по распоряжению преосвященнейшего владыки анафемствовать болярина Льва Толстого». Главный герой, отец Олимпий, вдруг вспоминает, как он читал Толстого накануне и ужасается: «”Боже мой, кого это я проклинаю? — думал в ужасе дьякон. — Неужели его? Ведь я же всю ночь проплакал от радости, от умиления, от нежности”. Но, покорный тысячелетней привычке, он ронял ужасные, потрясающие слова проклятия, и они падали в толпу, точно удары огромного медного колокола… На один момент ему казалось, что он упадет в обморок. Но он справился. И, напрягая всю мощь своего громадного голоса, он начал торжественно:
— Земной нашей радости, украшению и цвету жизни, воистину Христа соратнику и слуге, болярину Льву…
Он замолчал на секунду. А в переполненной народом церкви в это время не раздавалось ни кашля, ни шепота, ни шарканья ног. Был тот ужасный момент тишины, когда многосотенная толпа молчит, подчиняясь одной воле, охваченная одним чувством. И вот глаза протодьякона наполнились слезами и сразу покраснели, и лицо его на момент сделалось столь прекрасным, как прекрасным может быть человеческое лицо в экстазе вдохновения. Он еще раз откашлянулся, попробовал мысленно переход в два полутона и вдруг, наполнив своим сверхъестественным голосом громадный собор, заревел:
— …Многая ле-е-е-та-а-а-а.
И вместо того чтобы по обряду анафемствования опустить свечу вниз, он высоко поднял ее вверх».
Кажется, с этого рассказа вырос целый куст мифов об отлучении Толстого. Меж тем все это большая неправда, потому что никакого отлучения не было.
Народное возмущение было (как, впрочем, и разрушительный восторг других) — и возмущение иногда довольно неумное: Толстому присылали веревку, чтобы он, дескать, удавился. Изготовлялись утюги, в которых раскаленные угли светились сквозь вырезанный силуэт графа — «Лев Толстой горит в аду»…
Но никакой анафемы Толстому в храмах не читали. Другое дело, была констатация отпадения Толстого от Церкви, сделанная Синодом в 1901 году. «Определение» Святейшего синода от 20-22 февраля 1901 года № 557 имело фактически лишь регистрационный смысл, о чем писал сам Толстой в «Ответе Синоду»:
«То, что я отрекся от Церкви, называющей себя Православной, это совершенно справедливо… Я действительно отрекся от Церкви, перестал исполнять ее обряды и написал в завещании своим близким, чтобы они, когда я буду умирать, не допускали ко мне церковных служителей и мертвое мое тело убрали бы поскорее, без всяких над ним заклинаний и молитв, как убирают всякую противную и ненужную вещь, чтобы она не мешала живым». И кроме этого, Толстой написал несколько других открытых писем, в которых объяснялся, но по существу с Синодом не спорил. «Определение» не испугало ни Толстого, ни его почитателей. На улицах в воздух чуть не взлетали чепчики, когда появлялся «отлученный».
А потом пришел срок, и он бежал. Он бежал, бежал, а потом останавливался — в Оптиной пустыни и в Шамордине. «Ледяной дождь» — именно так называлась эта книга вначале, затем сменила название, хотя мне кажется, что это, первое, было очень верным. Это сильная метафора. Про погоду накануне смерти Толстого журналист Готвальд писал так: «Земля слегка подмерзла, а сверху тихо падают не то мелкие дождевые капли, не то что-то склизкое, отвратительно холодное… Я не могу себе представить ничего ужаснее этой ночи».
И вот Басинский рассказывает, что не-встреча и не-разговор со священниками из Оптиной у Толстого была случайностью. Но случайности наслаивались друг на друга, сплетались, образуя нерушимую ткань вероятности и неизбежности.
Но креста над его могилой нет.
Однако всякий рассудительный человек, читая у Басинского про все эти обстоятельства, может испытать укол огорчения. Как несправедливо распорядилась жизнь, как жаль, что в силу цепочки случайностей не допустила симфонии в этой жизни. Этот укол, и эти сожаления — несправедливы. Переделать ничего нельзя, но читателям и потомкам можно извлечь урок не только из текстов, но и из жизненных обстоятельств.
..но кто мог знать, что он - провод, пока не включили ток?
Хе-хе) Все как обычно, отмечаетесь, и я называю 3 вещи, которые вы, по-моему, умеете хорошо, в ответ нужно написать пост, где прокомментировать это мнение или опровергнуть его, а также от себя написать о 3 вещах, которые вы НЕ умеете.
..но кто мог знать, что он - провод, пока не включили ток?
Дневник меня разлюбил)) Кто-нибудь увидит эту запись?
По существу: я дочитала "Море, море" Айрис Мердок. Снова убеждаюсь - какое же у нее потрясающее чувство смерти, умирания. Такое немногим дано. Потрясающе тонко прописана линия с Джеймсом. И очень хорошо удались женские образы (как и всегда у нее). Теперь читаю дневник В. Вулф. Очень хорошо. Фиону Маунтин таки перечитала. Ах, генеалогия!..
Снова думаю о том, что одержимость Шлимана меня тогда заразила, - и это хорошо и плохо одновременно. Одна, одна, одна. Всегда. Чтобы не казалось со стороны. "Весела и беззаботна", ага. А как же
..но кто мог знать, что он - провод, пока не включили ток?
Отмечаетесь в комментариях, и я:
1. Скажу, почему занесла Вас в избранное. 2. Скажу, кого из героев (скорее всего, из книг) Вы мне напоминаете. 3. Расскажу случай или ассоциацию, связанную с Вами. 4. Расскажу о своем первом впечатлении о Вас. 5. Скажу, какой предмет/понятие/явление Вы мне напоминаете. 6. Спрошу что-то, что всегда хотела узнать от Вас. 7. Вы поместите эту запись в своём дневнике.
..но кто мог знать, что он - провод, пока не включили ток?
Поразительно: я могу смотреть этот клип снова и снова, бесконечно. Посмотрела его за вечер уже 14 раз, и это не конец)) Очень он мне нравится! Настоящий маленький фильм.
Странное сейчас время, я уже не тону, но и не плыву, это точно. Наверное, впала в летаргию. Очень жду 7 ноября...
..но кто мог знать, что он - провод, пока не включили ток?
Вчера друг меня сводил в кино на "Снова ты". Впечатления очень положительные )) Очень-преочень) Джейми Ли Кертис, как всегда, на высоте; Сигурни не отстает, в общем, с этим все супер. Только зря они хэппи-энд сделали из истории с примирением тюремщицы и жертвы, в жизни такого не бывает. Сцена школьного послания стервы - самая сильная, просто потрясающая! Хорошо, что есть такое кино - на тему школьных изгоев.
В целом, все в жизни сейчас неплохо.. но и не хорошо) Дни бесцветные и безвкусные, мутные такие. Но это нормально, учитывая все обстоятельства) Слава Богу, никто этого по-настоящему не видит!
Пришло в голову, - как жаль, что большинство людей перестает воспринимать слова в их буквальном смысле. Скажем, если я напишу здесь или во втором дневнике, или кому-то скажу, что у меня сейчас переживания, - все кинутся меня утешать. А ведь переживание может быть и положительным. Что-то, вызвавшее сильную реакцию, вот и все.
И последнее.. Сегодня ровно полгода (с 7 мая), как убили Таню. Тяжелый сегодня день.
..но кто мог знать, что он - провод, пока не включили ток?
Чтобы окончательно понять, что НУЖНО, наконец-то, заняться здоровьем, организм просигналил мне весьма решительно: в очередной раз грохнулась в обморок в метро. Как мне это надоело.. Завтра иду к врачу((